В своём, уже ставшем классическим, труде «Homo ludens» голландский культуролог Йохан Хейзинга сформировал современный взгляд на сущность игры и показал значение игры в культуре в целом.

Последователь Хейзинги современный французский философ Роже Кайуа предложил свою классификацию различных игр в культуре:

«1) Боремся до конца.

Первый тип игр Кайуа обозначил как агон (по-древнегречески — борьба): это — игры, построенные на принципе соревнования, борьбы с противником. Таковы большинство видов спортивных игр, футбол и биллиард, шахматы и бокс, городки и перетягивание каната. Сюда же относятся и, например, викторины, и игры „на руках“, вроде „камень, ножницы, бумага“ или „тюремное очко“. Столь разные, на первый взгляд, вилы деятельности объединены тем не менее одним существенным признаком: требованием победить противника по четким правилам в справедливом состязании. К формам агона относится коммерческая конкуренция, система конкурсов и экзаменов, распространенная в самых разных официальных институтах. Состязательный, бойцовский характер носят и судебные тяжбы. Каждая из игровых форм имеет свои „испорченные“ ипостаси — игра легко выходит за рамки установленных норм. В случае агона — это бойцовская жестокость, хитрости.

2) Азартно рискуем.

Второй тип игр, по Кайуа — алеа (по-древнегречески — жребий); игры, построенные на случайности, удаче, жребии. Таковы рулетка и игра в кости, карты и скачки, считалки, игры „орёл-решка“. Игры этого рода столь популярны, что им воздвигаются целые дворцы — казино, большие города — Лас-Вегас, Монте-Карло — существуют в значительной степени благодаря азартным играм. Игровой риск порождает своеобразное измененное состояние сознания — транс, и зависимость от этого транса — одна из немногих, официально терпимых обществом. Повседневная коммуникация предполагает множество „облегченных“ вариантов „алеа“. Мы бьёмся об заклад, заключая пари. Принимаем решения, бросая монетку, или по определенным совпадениям (например, „если сейчас из-за угла выедет такси, брошу курить“). Сличаем сумму первых трех цифр с суммой второй тройки на трамвайном или автобусном билете, выискивая „счастливый“. Раскладываем пасьянс, гадаем на картах, на кофейной гуще… — всё это жребии. Покупаем лотерейные билеты, стираем место выигрыша и так далее. К институционализированной форме этого типа игры Кайуа относит биржевые спекуляции. С этим можно поспорить — ведь торговля акциями ориентирована на проверяемую информацию, а далеко не только на интуицию и голый риск. «Испорченная» ипостась этого вида игры — разного рода суеверия, гадалки, ясновидящие, астрологи и прочее.

3) Подражаем природе и правде.

Третий тип — мимикрия (по-латыни — подражание): игры, основанные на воспроизведении разных типов человеческой деятельности. Сюда относятся все сюжетно-игровые практики: театр и балет, игра в куклы и шарады, маскарад… — список без труда можно продолжить. Из мимикрии выросли все современные виды искусства. Из театpa — как синтетического исходной игровой деятельности вышли поэзия и кинематограф, опера и проза. На общественно-институциональном уровне этому соответствует этикет, церемониал, униформа. „Испорченность“ здесь может проявляться в разного рода отчуждении, „удвоение личности“.

4) Проходим через стресс.

И четвертый — иллинкс (по-древнегречески — головокружение): тип игр, связанный с интенсивным, форсированным изменением состояния сознания — качели, карусели, гигантские шаги, горные лыжи, альпинизм. Как выражается молодежь, „гоним адреналин“. Страх и транс, головокружительная смесь, лежащая в основе всякого удовольствия — здесь продуцируется в самом чистом виде. „Вырожденные“ формы иллинкса — алкоголизм и наркотики. В самом деле, если „головокружение“ достигается без излишних усилий, почему бы этого не сделать?»

Сосланд А., Человек и его игра, журнал «Знание-сила», 2008 г., N 5, с. 57-59.